Глиптика – рукопись истории

Люди смертны, и рано или поздно все мы станем лишь пылью на ветру времени, а сиюминутные наши радости и горести, обычаи и занятия исчезнут бесследно, превратятся в забаву для археологов неведомого будущего. И несмотря на то, что любого человека, когда-либо жившего на Земле, ждет неизбежное забвение, мы по-прежнему, как и в незапамятно древние времена, мечтаем оставить свой след в истории, нетленную память, что-то, что расскажет потомкам о том, какой была та или иная эпоха, какие великие дела вершили ее сыны, о каких ошибках жалели, что любили и что ненавидели. Какой же материал достоин послужить этой цели? Еще шесть тысяч лет назад обитатели Месопотамии нашли ответ на этот вопрос: конечно, камень, не поддающийся ни воде, ни огню, ни неизбежному для созданий Природы старению, и обладающий при этом немеркнущей красотой…

Таковы, наверное, и были мотивы жителей Древнего Шумера, когда они создавали искусство резьбы на самоцветах, что сегодня зовется глиптикой, которое появилось гораздо раньше, нежели все прочие способы огранки. Первые произведения глиптики – геммы – были совсем просты: врезанные в камень углубленные линии, которые складывались в слова, магические знаки или изображения священных животных. Использовали инталии – этим термином впоследствии стали обозначать подобные геммы – прежде всего в качестве фамильных печатей; ими скрепляли важные документы, подписывались, носили их в кольцах и подвесках на груди, чтоб обозначить свое высокое положение и всегда иметь «под рукой» свой родовой гербовый знак. Постепенно глиптика распространялась все шире – пришла она и в Вавилон, и в Ассирию, и в Египет, где, помимо печаток, особенно популярны стали амулеты-скарабеи, фактически представлявшие собой кабошон с нанесением затейливой резьбы, что превращала овальный камень в «настоящего» жука, и делавшиеся часто на куске бирюзы…

Однако подлинного расцвета искусство резьбы на цветных минералах достигает в эпоху античности в Греции и Риме. В IV в. до н.э. мастера изобретают камеи – новую форму гемм, где кристалл обрабатывается таким образом, что на плоской каменной пластинке «вырастает» рельефное изображение. Камеи уже не имели прикладного значения, как интальи-печати – они стали эстетическим наслаждением для глаз, предметом гордости, который коллекционировали, дарили знатным гостям, носили как украшение в перстнях. Создатели камей не являлись ремесленниками, бездушно повторяющими один и тот же сюжет – то были настоящие художники, чьи имена известны до сих пор: в Греции работали Пирготель и Диодор, делавшие камеи для самого Александра Македонского, к слову, бывшего большим почитателем гемм; в Риме трудился Диоскорид.

По преданию, именно Диодор сделал камею для легендарного перстня тирана Поликрата – однажды Поликрат, желая умилостивить богов, что разгневались на него за все его многочисленные преступления и жестокость, бросил любое кольцо в море. Однако вскоре ко двору императора привезли свежую рыбу, и в желудке одной из них повар нашел то самое украшение. Увидев злосчастную камею, Поликрат понял, что возмездия ему не избежать, ибо боги отвергли его жертву…

Кстати, источники расходятся во мнениях по поводу того, из чего была сделана гемма Поликрата: кто говорит, что камнем был изумруд, кто настаивает на пятислойном сардониксе. Определить истину невозможно, так как для камей использовали и тот, и другой камень наравне со многими другими. Однако в основном камнерезы брали минералы неоднородной окраски – оникс, агаты, сердолик, гелиотроп, яшмы; с их помощью можно было отобразить цвет волос, кожи, одежды резных фигур, придать картине глубину и завершенность, родня ее с живописью. Впрочем, прозрачные камни – изумруд, аквамарин, аметист, гранат, рубин, сапфир, топаз – также не были забыты. Главным условием была исключительная твердость того или иного самоцвета – это позволило античным камеям сохраниться до нашего времени в практически неизмененном виде, донеся до нас уникальные сцены, порой становящиеся единственным источником информации по какому-либо вопросу.

А ведь если прицельно изучать камеи, то вся жизнь древнего мира проходит перед глазами – пиры и суды, бои и увеселения, портреты реально существовавших именитых граждан, их жен и детей, изображения императоров вырезаны на разноцветных минералах. Есть здесь и сцены из литературных произведений, «копии» утраченных произведений живописи и скульптуры, небесные тела, театральные представления… Немало мифических сюжетов, показывающих верования римлян и эллинов – причем для каждого бога предназначался свой камень: для хозяйки царства мертвых Прозерпины – черный гематит, для покровителя виноделия Бахуса – защищающий от пьянства аметист, для бога морей Нептуна – аквамарин… В зависимости от того, в трауре ли находился человек или ждал прибавления в семействе, готовился к свадьбе или битве, ему дарили «тематическую» камею с изображением поучительной сценки из комедии или трагедии, легенды или религиозной истории.

С началом христианской эры Византия унаследовала от Рима многие искусства, в том числе и глиптику – но теперь она получила сугубо мистическое воплощение. На твердых самоцветах – в основном лазурите, яшмах и гелиотропе – вырезали теперь только иконы и фигурки святых, библейские мотивы. Встречались и изумрудные или сапфировые панагии в золотых оправах. Подобные образки распространились по всему православному миру, очень полюбили их и на Руси, где издавна существовала традиция использовать драгоценные камни при создании религиозных изображений. Камеи-иконы вставляли в митры и панагии, сделали частью архиерейских облачений, а богатые купцы и цари ставили такие образки в красном углу дома, носили с собой.

Следующий виток глиптики оказался, напротив, «светским» – в эпоху Возрождения интерес к античной культуре вновь всколыхнул тягу к камеям. «Простые» сардоникс, халцедон, яшму стали носить наравне с рубинами и сапфирами, из камей делали ожерелья, серьги, браслеты. Вставляли в украшения и найденные в раскопках древних поселений античные камеи, и «новодел», созданный руками придворных мастеров. Особенной популярностью пользовались геммы в XVIII-XIX вв., во времена классицизма, ампира и романтизма. Многие правители, по примеру римских императоров, стали собирать огромные коллекции камей. В числе почитателей этого искусства был Наполеон Бонапарт, владевший «Великой камеей Франции» из оникса – самой большой в мире (26х31 см), вмещающей в себя десятки фигурок императоров, их свиты и пленников. «Камейной болезнью» называла свое увлечение античными артефактами Екатерина II, оставившая после себя много тысяч экземпляров, и в наши дни доступных посетителям Эрмитажа в Санкт-Петербурге.

Сегодня глиптика, бывшая в течение XX века незаслуженно забыта, возвращается к жизни. Поиск новых форм и способов обработки минералов, желание отойти от прискучивших бриллиантов и «стандартной» огранки привел ведущих ювелиров к хорошо забытому старому – камеям из полудрагоценных камней. Овальные геммы, как и в старину, режутся на цветных самоцветах, преимущественно светлой окраски. Изысканно смотрится камея в подвеске, серьгах или кольце; такая вещица одинаково подойдет и к офисному костюму, и к вечернему платью. Прозрачные минералы – аквамарины, изумруды, рубины, турмалины, сапфиры – отделывают глубокой гравировкой, как интальи, и постепенно начинают вырезать в «предметном» виде: кристаллы обрабатываются как цветы, листья, женские головки, объемные со всех сторон. Такая «модифицированная» глиптика пока свойственна лишь наиболее дорогостоящим украшениям, например, от Bouсheron.

Однако кое-что остается неизменным: создание гемм всегда было долгим и кропотливым занятием. Ведь твердость камня была так велика, что обычный металл не мог с ним справиться, и даже после изобретения алмазных инструментов резьба могла занять несколько месяцев; и в наш век высоких технологий камеи все равно делаются вручную, поэтому каждая из них абсолютно уникальна. Разрушительное время словно боится прикасаться к камее, и она проходит сквозь века овеществленным кусочком живой истории, опровергая истину, что твердят мудрецы на всех языках мира: материя тленна, и лишь дух пребудет всегда. Хотя, возможно, бессмертной гемму действительно делает кое-что другое: ведь крепость камня соединяется в ней с одухотворенностью человеческого гения, оставляя немеркнущий след на теле Вечности.